Под катом - наболевшее в литературной форме. Много и скучно.День с самого утра не задался.
Пожалуй, этой фразой можно было бы начинать подавляющее большинство рассказов об Арденте.
Когда он ехал с утра в маршрутке, на особо удачном повороте приложился виском об обшивку. Выходя из этой же маршрутки, мощно впечатался лбом в карниз над дверью. Голова болела весь день, но хорошее настроение это не перебивало.
Перебило другое. Уже открывая входную дверь, Ардент почувствовал странный запах. Кажется, пахло алкоголем и солеными огурцами, может быть, чем-то другим, отчего начинало мутить. Первое что бросилось ему в глаза - куча белья на диване и кровати и какие-то газеты. На рабочем столе - какие-то невнятные пакетики, тарелка с обгрызенным бутербродом, открытый пакет молока и кружка с тыквенными семечками. Обходя диван и обозревая все это, Ардент едва не споткнулся о недопитую бутыль водки. Это все объясняло.
Ардент едва не пнул ее с досады. Почему все должно было вернуться к этому?! Отец только вчера вернулся из больницы. У него ведь был инсульт. Он едва говорит, тут же все забывает и ходит с тростью. Ардент был так ему рад, носился вокруг кругами, моментально срывался выполнять каждое требование. И надеялся, надеялся, дурак, что уж теперь папа точно перестанет пить.
Отец вышел из комнаты, чтобы обнять его. Ардент стоял молча, и чувствовал, как по спине ползут скользкие мурашки. Его всегда передергивало от запаха перегара. Голова начала болеть еще сильнее.
- Слушай, что у меня с телефоном? Не могу никому позвонить.
Ардент вздохнул. У отца вечно что-нибудь случалось с телефоном, что решалось простым переключением настроек.
- Давай посмотрю.
Кликая кнопками, Ардент скосил взгляд на колени отца. Там лежала газета, последняя страница с многообещающе полураздетой теткой и кучей телефонных номеров. Сразу вспомнился случай, когда проснувшиеся дети наутро обнаружили в доме вызванную отцом шлюху. Вселед за этим, вереницей - воспоминания детства.
Скандалы, ругань. Маленький Ардент цепляется за мамино пальто, утопая в снегу, и утешает ее - "не плачь, мама, мы от него убежим!".
Бессмысленный взгляд. "Что ты сказал?!". Занесенный кулак. "Это ты нарисовал? Неплохо, но так, как тот парень, ты не сможешь никогда". Слезы, много слез. Запах перегара.
"Ты не смеешь так говорить про маму!". Уже взрослый Ардент бежит по снегу, без куртки, задыхаясь от обиды и холода. "Мама, почему ты убежала и не взяла меня с собой?"
- Держи, сделано.
Ардент принес отцу чай и включил телевизор. Сам пошел в ванную, чтобы умыться после пыльного города. Долго пялился на собственное отражение. Круги под глазами, взъерошенные торчащие волосы, спекшиеся губы.
Его друзья в последнее время часто говорили ему - "Так жить нельзя!". Он отшучивался. Жить нельзя, а существовать вполне можно. Но тут эти слова пришли на ум весьма кстати.
Живет в квартире со слабоумной теткой со всеми вытекающими последствиями. Ничем не занимается, кроме того что торчит в интернете. Наплевательски относится ко всему, что относится к собственному здоровью и внешнему виду. Некоторые считают, что у него раздвоение личности.
- Так жить нельзя. - Ардент наклонился над раковиной. Даже сквозь шум льющейся воды было слышно, как отец говорит по телефону.
- Так жить нельзя... - прошептал он, и губы сами собой сложились в улыбке. Он беззвучно смеялся, опустив голову. Он устал с этим бороться.
Закроешь глаза, сделаешь вид, что это происходит не с тобой - а забыть все равно не выйдет. И каждый новый звонок, каждый новый разговор будет капать на нервы.
Ведь это твоя семья, и ты ее не выбираешь. Ты с ней живешь - даже если так жить нельзя, и смеешься, потому что плакать уже нет сил.